Там, где немеет в муках человек,
Мне дал господь поведать, как я стражду.
«Торквато Тасео»
ЭЛЕГИЯ
Что принесет желанный день свиданья,
Цветок, нераспустившийся доселе?
В нем ад, иль рай – восторги иль страданья?
Твоей душой сомненья овладели.
Сомненья нет! Она у райских врат,
В ее любви – твой горний вертоград.
И ты вступил в блаженные селенья,
Как некий дух, достойный жизни вечной.
Здесь нет надежд, желания, томленья,
Здесь твой Эдем, мечты предел конечный.
Перед лицом единственно прекрасной
Иссяк источник горести напрасной.
Крылатый день влачился так уныло,
Так исчислял мгновенья, тоскуя,
Но и в лучах полдневного светила
Не таял след ночного поцелуя.
Часы текли скучны, однообразны,
Как браться, сходны и, как братья, разны.
Прощальный миг! Восторги обрывая,
В последний раз ты льнешь к устам любимым.
Идешь и медлишь – и бежишь из рая,
Как бы гонимый грозным серафимом.
Глядишь на темный путь – и грусть во взоре,
Глядишь назад – ворота на запоре.
И сердце вдруг ушло в себя, замкнулось,
Как будто ей себя не раскрывало,
Как будто с ней для счастья не проснулось,
Своим сияньем звезд не затмевало.
Сомненья, скорбь, укоры, боль живая
Теснят его, как туча грозовая.
Иль мир погас? Иль гордые утесы
В лучах зари не золотятся боле?
И зреют нивы, не сверкают росы,
Не вьется речка через лес и поле?
Не блещет – то бесформенным эфиром,
То в сотнях форм – лазурный свод над миром?
Ты видишь – там, в голубизне бездонной,
Всех ангелов прекрасней и нежней,
Из воздуха и света сотворенный,
Сияет образ, дивно сходный с ней.
Такою в танце, в шумном блеске бала,
Красавица очам твоим предстала.
И ты глядишь в восторге, в восхищенье,
Но только миг – она здесь неживая,
Она верней в твоем воображенье –
Подобна той, но каждый миг другая.
Всегда одна, но в сотнях воплощений,
И с каждым – все светлей и совершенней.
Так у ворот она меня встречала
И по ступеням в рай меня вводила.
Прощальным поцелуем провожала,
Затем, догнав, последний мне дарила,
И образ тот в движенье, в смене вечной,
Огнем начертан в глубине сердечной.
В том сердце, что, отдавшись ей всецело,
Нашло в ней все, что для нее священно,
Лишь в ней до дна раскрыть себя сумело,
Лишь для нее во веки неизменно,
И, каждым ей принадлежа биеньем,
Прекрасный плен сочло освобожденьем.
Уже, холодным скована покоем,
Скудела кровь – без чувства, без влеченья,
Но вдруг могучим налетели роем
Мечты, надежды, замыслы, решенья.
И я узнал в желаньях, обновленных,
Как жар любви животворит влюбленных.
А все – она! Под бременем печали
Изнемогал я, гас душой и телом.
Пред взором смутным призраки вставали,
Как в бездне ночи, в сердце опустелом.
Одно окно забрезжило зарею,
И вот она – как солнце предо мною.
С покоем божьим, - он душе скорбящей
Целителен, так сказано в Писанье,-
Сравню покой любви животворящей,
С возлюбленной сердечное слиянье.
Она со мной – и все, все побледнело
Пред счастьем ей принадлежать всецело.
Мы жаждем, видя образ лучезарный,
С возвышенным, прекрасным, несказанным
Навек душой сроднится благодарной,
Покончив с темным, вечно безымянным.
И в этом – благочестье! Только с нею
Той светлою вершиной я владею.
В дыханье милой – теплый ветер мая,
Во взоре милой – солнца луч полдневный,
И себялюбя толща ледяная
Пред нею таит в глубине душевной.
Бегут, ее заслышав приближенье,
Своекорыстье, самовозвышенье.
Я вспоминаю, как она сказала:
«Всечастно жизнь дары благие множит.
От прошлого запомнится так мало,
Грядущего никто прозреть не может.
Ты ждал, что вечер принесет печали,
Блеснул закат – и мы счастливей стали.
Так следуй мне и весело и смело
Гляди в глаза мгновенью! Тайна – в этом!
Любовь, и подвиг, и простое дело
Бери от жизни с дружеским приветом.
Когда ты все приемлешь детски ясно,
Ты все вместишь и все тебе подвластно».
«Легко сказать! – подумал я. – Судьбою
Ты избрана для милостей мгновенья.
Тебя мгновенно каждый, кто с тобою,
Почувствует любимцем проведенья.
Но если нас разделит рок жестокий,
К чему тогда мне твой завет высокий!»
И ты ушла? От нынешней минуты
Чего мне ждать? В томлении напрасном
Приемлю я, как тягостные путы,
Все доброе, что мог бы звать прекрасным.
Тоской гоним, скитаюсь, как в пустыне,
И лишь слезам вверяю сердце ныне.
Мой пламень погасить не в вашей власти,
Но лейтесь, лейтесь горестным потоком.
Душа кипит, и рвется грудь на части.
Там смерть и жизнь – в борении жестоком.
Нашлось бы зелье от телесной боли,
Но в сердце нет решимости и воли.
И как? Могу ли? Умертвить желанье?
Не видеть лик, во всем, что сущее, зримый,
То в дымке предстающий, то в сиянье,
То ясный, яркий, то неразличимый.
И с этим жить! И брать, как дар счастливый,
Приход, уход, приливы и отливы.
Друзья мои, простимся! В чаще темной
Меж диких скал один останусь я.
Но вы идите – смело в мир огромный,
В великолепье, в роскошь бытия!
Все познавайте – небо, земли, воды,
За слогом слог – до самых недр природы!
А мной весь мир, я сам собой утрачен,
Богов любимцем был я с детских лет,
Мне был ларец Пандоры предназначен,
Где много благ, стократно больше бед.
Я счастлив был, с прекрасной обрученный,
Отвергнут ею – гибну, обреченный.